В ОЖИДАНИИ ЧУДА И РАЗМЫШЛЕНИЯХ О ЖИЗНИ

Зал Дворца культуры КИНЕФ полон: свою последнюю премьеру привез Малый драматический. В Киришах театр не гость, а полноправный участник жизни. Здесь даже сцена сделана по образу и подобию той, что в самом театре в Питере. КИНЕФ и МДТ-Театр Европы связывает десятилетие дружбы. За эти годы киришане увидели все лучшее, что было создано Львом Додиным и его артистами. И потому зал полон. Хотя вроде бы "Король Лир" - что он нам? Что мы ему?

Шекспировский "Король Лир" репетировался Львом Додиным три года. Спектакль стал одним из главных театральных событий прошлого сезона. Его видела публика в Москве, Лондоне, Милане. Мнения - подчас самые полярные. Но - и это главное - новая работа знаменитой труппы не оставляет равнодушным никого. К тому же, здесь многое, начиная от перевода Дины Додиной, сделанного в прозе, и заканчивая декорациями Давида Боровского, решенными в духе минимализма, далеко от привычных классических постановок Шекспира. И именно поэтому так жадно ловится и слышится каждое произнесенное со сцены слово. Но именно поэтому драма, на сцене происходящая, кажется такой близкой и понятной, как если бы происходила она с твоими близкими, друзьями, соседями. С тобой...

***

... До начала спектакля остается совсем немного времени. Зрители занимают места согласно купленным билетам. Но нам обещаны... две встречи. "Не более 10 минут, - строго предупреждают нас сотрудники театра. - Артисты готовятся к выходу на сцену".

... Петра Семака, народного артиста России и "короля Лира" трудно узнать: грим делает лицо старше. Темный, тяжелый взгляд, морщины - сам облик уже предвестие драмы. Семак говорит, тщательно подбирая слова. Говорит вещи, может, несколько неожиданные: о простоте и вместе с тем о сложности великого англичанина.

- На мой взгляд, все пьесы Шекспира очень просты - сама фабула, история. Вообще, в истории драматургии есть несколько сюжетов, весь вопрос в том, насколько удается передать чувства, мысли, например, того же Лира. Для этого требуется максимальная сосредоточенность на сцене, свобода, и когда все заучено, все выстроено - реплики, мизансцены, сцены - нельзя повторяться. Это то, о чем Смоктуновский говорил: "Я есмь". И если этого ощущения не было, то ничего, по его словам, не получалось. Это очень тонкие вещи, чуть-чуть туда, чуть-чуть сюда, и ты можешь сбиться с правильной дороги. И каждый раз спектакль нужно заново рождать, нащупывать.

В чем сложность Шекспира? В том же Чехове можно спрятаться за атмосферу, нащупать ее, тональность спектакля и какие-то недостатки актерские можно немного подретушировать. Сложность шескспировских пьес в том, что – не за что спрятаться. Он настолько обнажает, и такая должна быть подлинность существования, почти спортивная точность, как в биатлоне. Там нужно быстро бежать, при этом сбивается дыхание, но ты должен точно и быстро выстрелить. И в Шекспире надо быстро бежать, нельзя замедлить, нельзя ускорить. И быть точным. Спрятаться не за что, максимальная мобилизация всего актерского организма.

- Сколько требуется времени на то, чтобы восстановиться после такого сложного спектакля, как "Король Лир"?

- По-разному, это, в том числе, зависит и от публики. Мы играли премьеру в Англии, в Италии и, как ни странно, мне там было легче, чем, например, в Москве. В последней - "випы" в первом ряду сидят, знаменитые режиссеры: "Ну, чем удивите?" А удивлять очень сложно. Так что очень многое зависит от зала. Киришская публика нам знакома, и волнение здесь иного свойства. Киришане - зритель особый. От каждого спектакля всегда чего-то ждешь. Выходишь на сцену в ожидании некоего чуда и веришь в то, что оно непременно сегодня произойдет...

Сергей Курышев, заслуженный артист России и исполнитель второй главной роли - Глостера, подхватывает мысль коллеги:

- Зритель везде разный - в Киришах, в Петербурге, в Лондоне, в Милане. Это не значит, что мы должны к этому зрителю приспосабливаться. Но каждая новая поездка - это новые репетиции. В театре это не всегда удается в силу разных причин. А здесь и сама репетиция, и спектакль, который сейчас начнется, - это очередная попытка что-то допонять. Именно допонять, потому что Шекспира нельзя понять целиком, до конца. Постоянно что-то открывается, открывается... Это неисчерпаемый источник. Надо настроить себя при встрече со зрителем не на концертный, а в каком-то смысле даже на исследовательский лад. Конечно, я говорю об идеале. Но мы пытаемся так работать. И тогда зрители поймут, что мы стараемся к своему делу серьезно относиться.

Я надеюсь, что в нашем спектакле ничего непонятного зрители не увидят. Насколько мы сами понимаем сегодняшнюю нашу историю, настолько поймет его зритель.

- "Сегодняшнюю"? Вы играете разные истории?

- Нет, история одна. Но она от спектакля к спектаклю развивается. Она не меняется кардинально, от знака "минус" до знака "плюс" и наоборот, она обогащается.

- И все-таки – что такое "Король Лир" сегодня?

- Мы в спектакле пытаемся рассмотреть, исследовать проблемы, близкие нам. Отношения в семье, предчувствие приближающейся смерти, желание ухватить свою молодость, попытка карьерного роста. Как говорит мой Глостер: "...коррупции, жестокости всеобщего разлада". Разве это далеко от нас? В том и преимущество, и замечательность классики, что на определенных этапах проблемы, к примеру, XVI века вдруг понятны и близки нам сегодняшним. Вот именно это мы и пытаемся рассмотреть в нашем спектакле, а получилось ли, судить зрителям.

... Третий звонок.

Перед началом спектакля на сцену выходит первый вице-губернатор Ленинградской области Владимир Кириллов (на киришскую премьеру приехали и члены областного Правительства). Благодарит руководство

КИНЕФ и лично генерального директора Вадима Сомова за то, что в Киришах проводится фестиваль - событие. И сообщает поистине новогоднюю новость: Губернатором Валерием Сердюковым подписано распоряжение о выделении Малому драматическому театру -Театру Европы 625 тысячи рублей. Так оценен вклад коллектива в развитие культурной жизни : только что театр провел в самых разных городах области фестиваль лучших своих спектаклей. Правда, "Короля Лира" пока увидят только киришане.

Медленно гаснет свет... Спектакль начинается...

***

... А после того, как он закончился, зрители, с которыми довелось обиеняться мнениями, признавались что Додин заставил их пересмотреть свое отношение к тому времени. К собственным проблемам.

Возможно ли объяснить произведение искусства? Выверить его словно логарифмической линейкой? Ведь потому оно и искусство, что будоражит, волнует, заставляет переживать... Каждый унес после спектакля что-то свое. Пока оно в душе. Но... работа, внутренняя, невидимая глазу, продолжается. И для артистов, и для зрителей.

... Включаю диктофон, и мягко шуршащая пленка записывает нашу небольшую беседу с Львом Додиным.

- Лев Абрамович, год назад, на этом же фестивале, на вопрос: "Почему "Король Лир"?" вы ответили, что не знаете. Спектакль увидели зрители. Как бы сегодня Вы ответили? Понимаю, что каждый увидит что-то свое, глубоко личное, может быть, в данный момент переживаемое. Мне кажется, что помимо проблем поколенческих, семейных, вы в своем спектакле затронули тему расплаты за грехи, за допущенную несправедливость, за неправедность...

- Вся жизнь – это, по-своему, расплата... за жизнь. И понимание этого освещает наше пребывание здесь каким-то иным светом. Наша история о жизни, как явлении. С чем мы уходим, что оставляем после себя и можно ли что-то оставить? Какая память остается? И так далее, и так далее. На эти вопросы нет ответа. Любой ответ будет плоским, потому что, во-первых, у каждого он свой, а, во-вторых, никто не знает окончательного ответа. Иначе было бы легко уходить или мы нашли бы возможность не уходить. Но ни то, ни другое пока не получается. Поэтому мы непрерывно задаем вопросы - себе, друг другу, жизни. Задаем на исходе, но не менее требовательные задаем вопросы в начале жизни. Потому что ничто так не связывает молодость и старость, как бескомпромиссность. У молодости - все впереди, у старости - вроде бы все позади. Молодость ничего не хочет терять и думает, что ей это удастся, а старости уже как бы и терять нечего, и потому то немногое, что еще осталось, совсем уж страшно потерять. Отсюда столкновение двух поколений. Но дело не в противопоставлении поколений, а в их абсолютно неразрывной связи. Всю жизнь мы что-то кому-то противопоставляем, а на самом деле – и в этом заключается одна из трагедий человеческого сознания - разгадка как раз в неразрывной связи, во всесвязанности друг с другом. Поэтому, когда уходят близкие, родители, это не просто горе, а ощущение, что между тобой и бытием исчез заслон. И следующий - уже ты.

И это чувствуют герои истории, чувствуют и боятся наступления этого момента. Все мы и хотим взрослеть, и боимся взрослеть. Торопя взросление, тем самым угоняем, угоняем жизнь.

- Как Вам кажется, зритель понял то, что вы хотели сказать ему?

- Сегодня, особенно в первом акте, была мощная тишина в зале. Спектакль слушался идеально. И для меня именно это всегда радостно и важно.

- Перед спектаклем Петр Семак говорил о возможности чуда.

- Да-да, мне кажется, что сегодня что-то случилось. Открылись какие-то новые вещи, установились более точные связи. И это – самое главное. Понимаете, не слова, не то, что говорят (а говорят разное), а напряжение, которое возникает в зрительном зале. Оно всегда говорит гораздо больше, чем любые рецензии. Потому что в этом напряжении... Кто-то с чем-то сближается, кто-то чему-то противостоит - и это нормально. Когда я вижу чужую боль, я с ней сближаюсь. А иногда пытаюсь себя от нее как бы отъединить: не хочу на это смотреть. И это тоже нормальная человеческая реакция. А потом все-таки тянет посмотреть...

- Но разве зритель приходит в театр для того, чтобы мучиться?

- Театр и искусство вообще, если оно хочет быть искусством, должно доставлять неприятные минуты и ощущения, потому что они напоминают о правде, о вещах, которые человек хочет забыть. Что тоже естественно. Но, с другой стороны, когда человек о них совсем забывает, он во многом перестает быть человеком. Нельзя забыть о горе, о несчастье - своем, чужом. Поэтому театр - довольно сложная штука, и отношения с ним складываются непростые. Но испытывая муки в театре, мы в какой-то мере облегчаем себе муки в жизни. Театр помогает перетерпеть жизнь, вот почему он так необходим. А в нем необходимо соучастие, сочувствие, сопонимание или даже активное непонимание.

- Иными словами со зрителем, выражающим непонимание, вы, в отличие от одного известного режиссера, расставаться не будете?

- А с какой стати? Зритель же развивается. Надо только не бояться. Театр ведь не столько обслуживает зрителя, сколько предъявляет ему зеркало, от которого мы в жизни часто отворачиваемся. Поэтому к любого рода конфликтам со зрителем я отношусь нормально. Здесь хороши любые взаимоотношения, кроме обслуживающих и равнодушных. А найти общий язык можно со всеми, кроме тех, кто внимает пистолету или отвечает на слово насилием. Любое же чувство ненасилия предполагает возможность диалога. И у нашего театра были конфликты со зрителем, с критикой. Но понимание все равно приходит, и потому я за то, чтобы спектакли шли долго. А разве Пушкин в свое время был всеми понимаем? Это сейчас он "наше все", а когда-то его новаторство вызывало отторжение у тех, например, кто привык к Сумарокову...

... Фестиваль продолжается. Значит, впереди новые встречи. Удивительные, неожиданные, оставляющие зарубки в сердце, цепляющие за душу...

Марина ШИКОВА

(«Встречи под Новый год” ЛЕНОБЛИНФОРМ, 2006год)